Преддоговорная ответственность в российском гражданском праве: условия применения

Начало спора о преддоговорной ответственности ( culpa in contrahendo ), характере её правовой природы положил немецкий ученый-юрист Р. Иеринг. Он отмечал, что « требование diligentia распространяется как на установленные, так и на находящиеся в процессе становления договорные отношения; нарушение ее в обоих случаях служит основанием договорного иска о возмещении вреда » [1].

 Следовательно, ответственность за culpa in contrahendo представляет собой не что иное, как договорную ответственность по недействительным или по не достигшим окончательного оформления договорам. Именно такого вектора квалификации правовой природы преддоговорной ответственности придерживается немецкое право и ряд зарубежных правопорядков [2].

Такая логика признает отношения сторон на финальной стадии переговоров квазиконтрактными , и выход из них влечет договорную ответственность.

В России законодатель пошел иным путем, закрепив преддоговорную ответственность в качестве деликтной ответственности [3] .

Статья 434.1 ГК РФ , закрепляющая нормы о преддоговорной ответственности, является в свою очередь продолжением идеи свободы договора. Участники оборота свободны в заключении договора, а понуждение к его заключению по общему правилу не допускается. Свобода договора проявляется в двух основных формах: свобода в принятии решения о заключении договора и выборе контрагента и свобода в определении содержании заключаемого договора. Иными словами, само по себе прекращение переговоров без указания мотивов отказа не свидетельствует о недобросовестности соответствующей стороны [4]. Пунктом 2 статьи 434.1 ГК РФ устанавливается запрет на недобросовестную практику ведения переговоров. Стороны не должны злоупотреблять своим правом свободного ведения переговоров. При вступлении в переговоры о заключении договора, в ходе их проведения и по их завершении стороны обязаны действовать добросовестно. В п.2 ст.434.1 ГК РФ законодатель, безусловно, перечисляет не все примеры недобросовестного поведения. Добросовестность в субъективном и объективном смыслах – это, прежде всего, вопрос судейской дискреции.

Пункт 2 статьи 434.1 ГК РФ устанавливает открытый перечень критериев недобросовестности при ведении переговоров. При выявлении одного из критериев суд имеет право прямо применить нормы п. 4 ст. 10 ГК РФ о возмещении убытков, возникших вследствие злоупотребления правом.

Таких составов в п. 2 ст. 434.1 ГК четыре:

1. Отсутствие явного намерения достичь соглашения с другой стороной.

2. Предоставление контрагенту переговоров неполной или недостоверной информации.

3. Намеренное умолчание об обстоятельствах, которые в силу характера договора должны быть доведены до сведения другой стороны.

4. Внезапное и неоправданное прекращение переговоров.

На практике могут быть применены и иные критерии признания поведения недобросовестным: несообщение о возможных препятствиях к заключению договора. Например, о необходимости получить одобрение сделки ( дело ООО «Декорт» против ООО «АШАН» № А41-90214/2016 ); отказ стороны от переговоров без предоставления контрагенту разумного срока для ответа на предложения; восьмидневный срок со дня получения письма с предложениями признается неразумным ( дело ООО «Орион» против АО «Тандер» № А32-41814/2016 ); отсутствие у переговорщика полномочий на заключение договора ( дело ООО «Орион» против АО «Тандер» № А32-41814/2016 ).

Перед судом возникает непростая задача: с одной стороны, лицо вправе немотивированно отказаться от ведения переговоров в любой момент, а с другой – такой выход из переговоров может влечь для другой стороны неблагоприятные последствия в виде убытков. Что законодатель подразумевает под убытками в данном положении? Решение подобных вопросов осуществляется посредством противопоставления двух моделей: негативной и позитивной моделей интереса . Под концепцией негативного интереса понимается то, что сторона, понесшая убытки, должна быть поставлена в первоначальное положение, будто не вступала в переговоры. Позитивная модель предполагает, что сторона, вступив в договорные отношения может приобрести что-либо в свою пользу, но так как контрагент немотивированно выходит из переговоров (некой «финальной» стадии переговоров), то первая сторона лишается того, что могла бы получить в случае заключения договора. На получение этих денежных средств (в том числе упущенной выгоды) вправе надеяться потерпевший при позитивной модели защиты интереса.

Выбор модели возмещения убытков обусловлен правовой природой преддоговорной ответственности.

Если законодатель признал финальную договоренность сторон квазиконтрактом, к нему применяются нормы о договорных конструкциях и, соответственно, нормы о договорной ответственности (в широком смысле). Российское гражданское право, как уже упоминалось, признает деликтную природу. Отсюда и возникает диссонанс: деликтная природа ответственности не охватывает убытки в виде упущенной выгоды (в широком смысле). Деликтная ответственность может распространяться только на реальный ущерб, как это вытекает из абзаца второго п.3 ст.434.1 ГК РФ .

Защита позитивного интереса в преддоговорной ответственности может кардинально изменить ситуацию. Российская судебная практика имеет некий вектор признания позитивной модели интереса. Так, например, арендодатель прекращает договорные отношения по аренде с арендаторами, чтобы предоставить помещение будущему арендатору. Когда проекты договоров поступают на подписание арендатору, он внезапно прекращает контакт с арендодателем. Суд в этом случае взыскал упущенную выгоду, так: «если бы истец не вступил в переговоры с недобросовестным контрагентом, то получил бы доходы от сдачи в аренду прежним арендаторам» [5]. Данный пример не свидетельствует о выборе позитивной модели защиты интереса, но допускает возможность его использования судами.

В итоге российское право имеет достаточно прогрессивный институт, который пока не нашел своего генерального значения в практике и решается case by case. Однако наличие решений косвенно свидетельствующих о взыскании убытков по позитивной модели защиты интереса, что говорит о том, что принцип добросовестность расширяется в своем применении и интуитивно находит поддержку у судов.

Источники:

1. Гницевич К.В. Учение о culpa in contrahendo в немецкой юридической науке второй половины XIX века.
2. Фогель В.А. Преддоговорная ответственность в Германии.
3. Карапетов А.Г. Преддоговорная ответственность: комментарий к новой статье 434.1 ГК РФ .
4. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 24.03.2016 № 7 «О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств».

Решение Арбитражного суда Московской области по делу №А41-90214/16.

(с) 2021 Горев Д.Е., ЮК "Кудинов и партнеры"

Комментарии